7.12.2012
Протоиерей Сергий Правдолюбов
В далекой уже теперь юности было много интересных случаев в студенческой и иподиаконской жизни. О некоторых хочется вспомнить.
В
Москву приехал Святейший и Блаженнейший Папа и Патриарх
Александрийский Николай VI, Судия Вселенной. Это еще не весь титул я
упомянул. Семинаристам особенно нравилось почему-то «судейство» в
титуле, но эти два слова имеют очень древнее происхождение.
Встреча
в Патриаршем Богоявленском соборе была торжественнейшая. Второй паре
иподиаконов, о. Сергию Соколову (ныне покойному уже епископу
Новосибирскому) и мне поручили облачить посреди храма Вселенского
Патриарха. Соответственно, первый иподиакон отвечал за пуговицы, омофор
и панагии, то есть лицевую сторону Патриарха, а я — за «тыл». Перед
службой меня проинструктировали, что палица в Александрии надевается не
через плечо, а подвязывается за специальную петельку, а остальное все
вроде как и у нас.
Хор поет, читаются входные молитвы, Патриарх поднимается на кафедру, начинается облачение. Все проходит чин чином, ошибок нет.
И
вот в самом конце, когда все сложные пуговицы омофора были уже
застегнуты, я посмотрел и увидел, что омофор как-то странно, не
по-русски лежит прямо на шее Патриарха, а не вертикально и торжественно
возвышается, как у всех наших архиереев. Я решил, что это мой
недосмотр, и тихонько, осторожно потянул его к себе и расположил на
русский манер. Патриарх так же тихонько потянул его обратно к себе на
выю. Моей рязанской сообразительности не хватило понять всю значимость
обратного движения омофора александрийского святителя. И я снова
возвратил омофор на прежнее место, потянув в свою сторону. Патриарх
опять, уже сердито и решительно, повторил прежнее движение. И в этот
раз я не внял всей опасности грозного Судии Вселенной.
Увидев
приближающегося протоиерея с подносом в руках и тремя панагиями, я
подумал, что цепочки-то надо под омофор расположить, как у нас принято,
а он мешает, лежит на шее. И когда я в третий раз потянул за омофор
Александрийского Патриарха, он резко повернулся ко мне боком и
по-гречески с гневом и раздражением, энергично и сердито высказал мне
все свое возмущение. Я испугался, попросил прощения, и только когда
увидел, что цепочки от панагий отец Сергий Соколов укладывает поверх
омофора, а тот твердо и незыблемо покоится на святительской вые,—
сообразил, что такова древняя александрийская символика с глубочайшим
смыслом, просто меня никто не предупредил.
Омофор
должен лежать на шее, ибо он символизирует заблудшую овцу, которую
Добрый Пастырь — Христос — берет на плечи и несет к своему дому, чтобы
излечить ее и здоровой вернуть в стадо. На рамо восприим, ко Отцу принесе.
Так же и Александрийский Патриарх, по примеру Спасителя, берет на свои
плечи и прижимает цепочками от панагий символическую александрийскую
овцу к своей святительской шее. А я, рязанский «пришлец» к московским
святыням, совершал вопиющее святотатство: стаскивал с плечей Судии
Вселенной эту самую овцу, тем самым публично пытался лишить его
патриаршего и святительского достоинства посреде русския земли! Надеюсь,
что Патриарх не отлучил меня от полноты александрийского Православия,
понял мою недогадливость и просто сильно поругал.
Может быть, все это случилось от моего лукавого превозношения, которое невольно я испытал накануне, во время всенощного бдения.
Сопровождающий
Александрийского Патриарха переводчик, профессор греческого языка
Московской Духовной академии, магистр богословия и специалист по
Древним Восточным Церквам, Борис Александрович Нелюбов (кстати,
смиреннейший и добрейший человек), подозвал меня во время шестопсалмия и
сказал:
— Отец Сергий, выручи, пожалуйста, я уж не
буду выходить посреди храма в своем костюме, а наверняка Патриарху
предложат прочесть Евангелие. Он просто не поймет, в каком месте службы
он находится. Надо ему подсказать по-гречески: «От Марка святаго
Евангелия чтение». И необязательно говорить всю фразу, достаточно
сказать начало: «Эк ту ката Марку...», дальше он сам скажет.
Я запомнил фразу и пообещал не забыть и подсказать.
Вышли
на «Хвалите», пропели все что положено, диакон произнес прокимен, наш
Патриарх сказал: «Мир всем». Наступила та самая минута, когда все
случилось так, как предвидел Борис Александрович. И вот в полной тишине
и молчании, после небольшой паузы, я, рязанский пришелец, совершенно
непринужденно вполголоса произношу как нечто само собой разумеющееся:
— «Эк ту ката Марку...»
И Вселенский Патриарх, сразу сориентировавшись, повторил за мной всю фразу и начал читать Евангелие.
Патриарх
Пимен буквально пронзил меня взглядом, словно говоря: «Откуду сие? Из
Рязани может ли быть что доброе?» Все иподиаконы-студенты беззвучно
охнули: «Во дает о. Сергий, оказывается, он запросто по-гречески
может!» И прославился я в фараоне, и во всех колесницех и конницех его, в тристатах и
прочей твари... И никто не усумнился и не подумал, что здесь простая
подсказка. А Борис Александрович, когда мы вернулись в алтарь, все
понял, улыбнулся и не стал публично разрушать тот кумир, который был воздвигнут за три секунды в тишине посреди Патриаршего Богоявленского собора.

Кот в соборе
Шла
обычная всенощная в Богоявленском соборе под воскресенье. Пропели
«Хвалите», Святейший прочел Евангелие. Мы подошли к помазанию и ушли в
алтарь. У самой стены в южной части алтаря за фанерной перегородкой
было укромное место, где можно было незаметно посидеть, пока не было
близко начальства, и два батюшки пошли туда, надеясь побыть в молчании и
созерцании. Спокойно зашли и вдруг быстро выскочили обратно. Что
случилось?
Какой-то бездомный кот, умудрившийся
вырасти до взрослого состояния и остаться диким, забрел днем в
священническое убежище отдохнуть, посидел там, а потом побоялся выйти,
когда началась служба. Он-то и зашипел угрожающим рысьим шипом на
соборных протоиереев. Они испугались, потом стали рассматривать, кто же
там так страшно шипит. Кот был большого размера, коричнево-рыжий и,
видать, свирепый.
Отец архимандрит Трифон сказал:
— Зовите отца Сергия, он вырос в деревне, пусть попробует его выгнать отсюда.
А
я никогда в детстве не отличался любовью к ловле котов и никогда не
имел желания подражать лермонтовскому Мцыри в его поединке. Но слово
архимандрита надо выполнять.
Нашел какую-то тряпку
потолще, подошел как можно ближе — и, надо заметить, в стихаре, не
догадался даже его снять, — совершил бросок и хотел схватить зверя за
спину. Кот разгадал мой маневр и в тот же самый миг резко прыгнул
вперед мне под ноги. В моих руках оказался только хвост, и кот начал
яростно освобождаться. Рядом стояли отец архимандрит Трифон, отец
архидиакон Стефан и отец иподиакон, а может, тогда уже иеродиакон
Агафодор, нынешний наместник Донского монастыря.
Я предупредил:
— Помогайте! Кот вырывается! Он сейчас уйдет!
Никто
не среагировал и ближе не подошел. Боялись. Наконец кот вырвался,
быстро и энергично начал пересекать пространство правой стороны алтаря,
собираясь выскочить в южную боковую дверь. Выбранный маршрут кота
проходил прямо под ногами о. Трифона, и тот вдруг сделал какой-то
совершенно неестественный книксен, думая, что кот, накрытый
архимандричьей рясой, потеряет направление, устрашится монашеской
темноты, и мы его снова поймаем.
Не тут-то было. Кот
нисколько не был смущен ни темнотой, ни рясой Его Высокопреподобия и,
выскользнув, с прежней скоростью бежал по намеченному пути.
В
это время началась ектения по третьей песни канона. И все бы обошлось,
если бы не громадное зеркало, которое было встроено в дверцу шкафа для
облачений. Оно было так чисто, так аккуратно протерто чьей-то
заботливой тряпочкой, что кот, увидев отражение приоткрытой двери в
зеркале, бросился в эту щель, чтобы выбежать из алтаря.
Раздался
глухой стук — это кот врезался головой в зеркало. Его буквально
отбросило метра на полтора назад. Кот понял, что отсюда через, так
сказать, боковую дверь ему не уйти, и побежал к Царским вратам главного
алтаря. В это время завершалась ектения и о. Николай Воробьев, ключарь
Патриаршего собора, заканчивал говорить возглас по третьей песне
канона. По уставу полагается повернуться в конце возгласа и поклониться
Святейшему Патриарху, который в это время помазывал народ. Во время
помазания Патриарх Пимен не глядел в сторону Царских врат. Но на возглас
священника он как раз должен был поднять глаза и благословить его, как
полагается по уставу.
Все совпало до секунды!
Поклон священника, поднятый взор Патриарха и кот, пулей выскакивающий
из Царских врат как раз в это мгновение.
Отцы впали в отчаяние и стали нещадно обвинять меня:
—
Ну конечно, это все из-за тебя, это ты виноват, звероловец несчастный.
Сейчас Патриарх будет в таком гневе, что достанется всем! Что делать?
—
Надо упредить Святейшего, и как только он войдет в алтарь, сразу же
просить у него прощения, он и смягчится, — сказал о. Агафодор.
— Кто ловил, тот пусть и кается, — отрезал о. архидиакон.
Отец Николай был печален и задумчив, он чувствовал, что гнева не избежать, а ему всегда больше всех попадало.
Я сказал:
—
Отцы, не унывайте. Я с детства научен каяться, мне не составит труда
взять весь гнев на себя, — выдержу. Как только Святейший войдет в
алтарь, я к нему и подойду, вы не беспокойтесь.
Но, о
достойное удивления смирение отца-ключаря! Он опередил меня. Я только
подошел к Святейшему, а о. Николай уже сам начал говорить:
— Ваше Святейшество, простите! Это мы виноваты с этим диким котом. Никак не могли поймать, вот он и выбежал прямо на возглас.
Святейший, пребывая в умиротворенном состоянии духа, ничуть не разгневался. Он просто сказал:
—
Это ничего. Кот — не собака, ему можно. Вот у моего предшественника,
Патриарха Алексия, был случай. В какой-то большой праздник отворяются
Царские врата, а откуда-то сбоку вдруг выходит красивый откормленный
кот, хвост трубой, и медленно и торжественно шествует впереди Патриарха
на литию. Кота отловили, привели к Святейшему, посадили на стул, и
Святейший совершенно серьезно обратился к коту: «Кот, а кот! Что же ты,
Устава не знаешь?! Разве можно выходить на литию впереди Патриарха? Ты
должен выходить позади всех, после протоиереев и иереев. Чтобы этого
больше не повторялось». Все вокруг смеялись, но так и не поняли, усвоил
кот урок литургики или нет.
Тем и закончилось это
маленькое событие. Но не меньше дикого кота мне запомнилось
самоотверженное смирение соборного отца-ключаря, доброго отца Николая.

«Пусть потолкают...»
Однажды
под праздник святителя Николая в Николо-Хамов­ническом храме
прихожане, простоявшие до конца всенощную, были по-особенному
вознаграждены. Раздался колокольный звон, открылись центральные двери, и
в храм вошел митрополит Мир Ликийских Хризостом со свитой и
сопровождением. Не облачаясь, прошел в алтарь, приложился к престолу и
после отпуста первого часа обратился с кратким словом приветствия к
народу.
Перед нами стоял живой преемник по кафедре
святителя Николая! Мы были счастливы. Митрополит сказал хорошее
вдохновенное слово, благословил народ общим благословением и пошел к
выходу. По русской иподиаконской привычке и я, и второй диакон стали
отодвигать народ, чтобы митрополит свободно прошел к дверям. Владыка
Мир Ликийских остановился, что-то стал говорить переводчику, и тот нам
перевел:
— Митрополит говорит, что в его храме нет ни
одного прихожанина, храм посещают только туристы. Он так рад, что его
не выпускают из храма наши русские верующие. Пусть его потолкают, а он
благословит всех желающих.
Мы отошли в сторону и решили, что если Его Высокопреосвященство просит, то действительно, пусть его прихожане потолкают...
Каждый
год 9 мая и 22 июня наш храм Живоначальной Троицы в
Троицком-Голенищеве совершает поминальную молитву — панихиду на
Поклонной горе, перед Крестом, поставленным пятьдесят лет спустя в
день, год и час начала Отечественной войны. В этот день на горе всегда
бывает народ: кто-то молится, кто-то просто смотрит.
Однажды после панихиды ко мне подошел статный, подтянутый офицер и сказал:
— Батюшка! Вы можете благословить моих солдат? — и показал на группу бойцов. — Им это очень надо.
Я спросил:
— А почему?
Он сказал:
—
Они смертники. Мой взвод уже два раза почти полностью обновлялся. И
сейчас мы отправляемся туда, откуда большая часть живыми не вернется.
—
Я могу благословить их не на то дело, которого я не знаю и, видимо, не
имею права знать, а только лишь для того, чтобы Бог их сохранил от
всякого зла. Но есть еще одна трудность: мы не заденем национальные и
религиозные чувства солдат, если будем подряд благословлять? Может, не
все захотят принять благословение от православного священника.
Командир ответил:
— Да, вы правильно подумали. Среди них есть двое из Азии, они могут быть против православного благословения.
— Тогда я буду у каждого спрашивать: «Благословить ли вас?» — предложил я.
Командир одобрил это решение.
— Строиться,— рявкнул он.
Солдаты вытянулись в шеренгу.
Какой-то фотограф подбежал фотографировать, но офицер буквально одним междометием мигом отогнал его далеко от нас.
Я
посмотрел на солдат. Это были сверхопытные, натренированные, мощные и
отборные спецназовцы. И лица у них были как каменные, застывшие. Что-то
их стягивало изнутри. Как некая невидимая печать чего-то страшного и
неотвратимого. Таких лиц я никогда не видел, это было что-то фронтовое.
Медленно, с молитвой, я подходил к каждому солдату и тихо говорил:
— Вас благословить?
И каждый почти шепотом, но твердо отвечал:
— Да!
Ни один не отказался от благословения! Я благословил всех.
Потом тихо, неслышно, они разом снялись, как стая птиц, и ушли с Поклонной горы.
Разве такое забывается?..

————————————————————
Об авторе:



Прот. Сергий Правдолюбов
родился в 1950 году в г. Спасске Рязанской области в семье протоиерея
Анатолия Правдолюбова. После школы поступил в Московское
музыкально-педагогическое училище им. Гнесиных. С ноября 1968 года
служил в армии, после которой поступил в 3-й класс Духовной cеминарии. С 1974
по 1978 год учился в Московской Духовной академии. Окончил академию с
присвоением ученой степени кандидата богословия за сочинение по
библеистике. C 1974 по 1978 год был иподиаконом Святейшего Патриарха
Пимена. С 1978 по 1989 год служил диаконом и протодиаконом в Никольской церкви в Хамовниках г. Москвы. В 1989
году защитил диссертацию по Византийской гимнографии и получил ученое
звание магистра богословия. 13 августа 1989 года рукоположен в сан
священника и служил в Никольской церкви сельца Ржавки, что в
Зеленограде Московском. С ноября 1990 года — настоятель церкви
Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве, преподаватель в Московской
Духовной академии и, с 1992 года, параллельно в Православном
Свято-Тихоновском Богословском институте в Москве. Магистр богословия,
профессор Московской духовной академии.


Благодатный Огонь № 17

Спасибо, Афанасий, что разместили здесь эти чудесные рассказы.