О конфликте лояльностей Сергей Худиев о том, что такое подлинная идентичность Человек не создан для одиночества; мы нуждаемся в том,
чтобы принадлежать, входить в какую-то общность, разделять жизнь наших
ближних, чувствовать себя среди своих. Мы также нуждаемся в чем-то, что
придает нашей жизни смысл, в том, что дает нам уверенность, что мы не
зря коптим небо, что наше существование оправдано. Такова уж наша
природа — человек может придавать огромное значение своей принадлежности
нации, партии, сословию, настолько огромное, что он охотнее умрет, чем
утратит эту принадлежность. В одной из книг про трагические события в
Югославии времен Второй Мировой Войны приводится история, рассказанная
одним католическим священником, посаженным в лагерь смерти Ясеновац
из-за каких-то разногласий с фашистским диктатором Хорватии Анте
Павеличем. Он был одним из немногих заключенных-хорватов — лагерь в
основном был предназначен для уничтожения сербов. Он заметил, что один
из охранников лагеря, днем истязавший и убивавший людей, каждый вечер
молился. Удивленный священник решился спросить его, понимает ли он, что
он будет гореть в аду за свои преступления. “Да — ответил охранник — я
буду гореть в аду. Но я буду гореть там за Хорватию!”
Для этого фашиста преданность нации (как он ее понимал)
была настолько абсолютной, что ради нее он с готовностью обрекал свою
душу на вечное проклятие. Для нас это выглядит примером инфернального,
бесовского безумия; но таких примеров много — и это не только
воинствующий национализм, когда люди идут резать своих соседей. Это,
например, настроение, которое с такой силой выразил Маяковский: “Партия —
спинной хребет рабочего класса./ Партия — бессмертие нашего дела/
Партия — единственное, что мне не изменит./ Сегодня приказчик, а завтра
царства стираю в карте”.
Отождествление себя с нацией, с партией, с классом, может и
не приводить к кровавым злодеяниям — но оно может приводить к
напряженности между двумя лояльностями. Самый простой пример конфликта
лояльностей — чувства иммигранта, который переживает конфликт между
своей старой и новой родиной, между двумя очень разными обществами
(скажем, Пакистаном и Британией) каждое из которых требует его
лояльности.
Неизбежный конфликт лояльностей порождает обращение ко
Христу. В Евангелии есть пугающие слова Господа “Кто любит отца или мать
более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более,
нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за
Мною, тот не достоин Меня. (
Матф.10:37,38)”
Иногда эти слова встают перед новообращенными христианами совершенно
буквально — когда все их родные являются ревностными адептами
какой-нибудь нехристианской религии или идеологии, и семья сначала
требует от них отречения, а потом изгоняет их за веру во Христа. Но
гораздо чаще речь идет не о членах нашей семьи — а о более широком
“нашем” круге. О людях, мнением которых мы привыкли дорожить, на которых
мы привыкли оглядываться, которых мы привыкли считать “своими” и
которые, как мы надеемся, считают “своими” нас.
Как-то я беседовал с одним проживающим в США православным
христианином, который сказал, что “как христианин, он полагает
гомосексуализм грехом, а как либерал — выступает за однополые браки”.
Это разновидность классического американского конфликта “как католик я
против абортов, а как конгрессмен — за”. Все в окружении этого человека
поддерживают однополые “браки”, и если он просто скажет, что однополый
брак — это как мужская беременность, вещь невозможная в силу самой
природы творения, его, конечно, никто не бросит в концлагерь, не
подвергнет пыткам, не казнит... Он просто перестанет считаться своим в
кругах, которые он считает своими. Старые друзья потихоньку перестанут
звать его в гости, и вообще вокруг него заметно похолодает. Поэтому ему
приходится испытывать ужасную неловкость за Апостола Павла и даже за
Господа Иисуса с Его явно дискриминационным “В начале же создания, Бог
мужчину и женщину сотворил их. (
Мар.10:6)”
У нас в определенных кругах принято воскурять фимиам гению
божественного Сталина; человек, который приходит ко Христу из этих
кругов сталкивается с тем, что в Церкви на этого деятеля смотрят
совершенно иначе — и это порождает неизбежное напряжение, желание
совместить обе идентичности — быть немножечко верным большевиком и
славным продолжателем дела Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, и немножечко
представителем реакционного духовенства (или мирянства). Ему приходится
испытывать ужасную неловкость за этих новомучеников, которые так
некстати приняли мученические венцы как раз в сталинском СССР.
В других кругах — прямо противоположных — принято... нет,
не бунтовать, а так, как бы резвязя и играя, фрондировать против
начальства, перепощивать фотожабы и вообще смело показывать начальству
фигу через дырку в кармане. К “начальству” относится и Патриарх, и в
этих кругах принято именовать его не иначе, чем по гражданской фамилии и
радостно гыгыкать над серебрянными калошами и тому подобными изысками.
Человеку из этих кругов — если он православный — всегда
очень неудобно за Патриарха, который навлекает на себя такое
неудовольствие его друзей, и он сам иногда немного подгыгыкнет и пустит
шпильку — мол, хоть я и православный, не гоните меня, я ваш.
Что же, мы все нуждаемся в общности с нашими ближними, в
принадлежности, в сознании того, что мы приняты, мы — свои. Мы так
созданы. И наша вера предлагаем нам именно это —“Познайте, что Господь
есть Бог, что Он сотворил нас, и мы — Его, Его народ и овцы паствы Его. (
Пс.99:3)”.
Мы не одиноки. Мы — народ Божий. У нас есть, чьим мнением дорожить и на
кого оглядываться — на Христа и Его святых. У нас есть Бог, которому мы
воскуряем фимиам, и у нас есть Вождь, за которым мы безоговорочно
следуем — Господь и Спаситель наш Иисус Христос. Нам незачем хромать на
оба колена — когда мы входим в храм, мы оказываемся у себя на Родине,
среди нашего народа, и предстоим нашему Господу. Такова наша подлинная
идентичность, нам не нужно другой.
http://www.foma.ru/o-konflikte-loyalnostej.html?a=55&quip_approved=1#qcom418