Среди Великого поста предлагается поклонению Честный Крест, чтобы воодушевить постных тружеников к терпеливому несению поднятого ими ига до конца; а в сентябре для чего это делается? Так случилось? Но у промыслительной Премудрости, все устраивающей, нет случаев. Вот это для чего: в сентябре убираются с поля, по крайней мере у нас. Итак, чтоб одни из христиан в чувстве довольства не сказали: "душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись!", а другие от скудости не пали в духе, представляется очам всех воздвигаемый крест, напоминая первым, что опора благобытия не имение, а христианское внутреннее крестоношение, когда внешнее, по благости Божией, слагается, внушая вторым в терпении стяжать души свои, воодушевляя на то уверенностью, что со креста идут прямо в рай; посему, одни да терпят, чая, что идут углажденным путем в Царство Небесное, а другие да вкушают внешних утешений со страхом, как бы не заключить себе вход на небо.

(1 Кор. 4, 1-5; Мф. 23, 1-12). "Больший из вас да будет вам слуга". Большество измеряется, по слову Господа, не родом, не властью, не мерою способностей и способов, а умением устраивать благо для других. Кто неутомимее и шире действует в этом роде, тот и больший. Как в семье набольший, становясь набольшим, берет к сердцу заботу о всем семействе и в том честь и преимущество свое поставляет, чтоб всех упокоить, сделать так, чтоб всем было хорошо: так и в обществе христианском, хотящий быть набольшим должен принять на себя полное попечение о христианском удобстве всех в том круге, в котором находится, и в том роде деятельности, какую он себе избрал. Лучше же: брось всякую мысль о большестве, а прими сердечную заботу о том, чтобы сколько можно более послужить во благо окружающих тебя, и будешь больший перед очами Божиими, а может быть, и в сознании людей. Когда бы все набольшие сделали этот закон Христов законом своей совести, какое пошло бы тотчас благоденствие и довольство среди нас! Но то горе, что большество скоро у нас обращается на служение себе и своим интересам и сопровождается всегда почти требованием услуг себе, вместо служения другим; совесть же успокаивается исправностью ведения официальных дел. Оттого много набольших, а благо не спеется среди нас, и все добрые учреждения не приносят того добра, какое от них ожидается.

На завтра.

(2 Кор. 1, 21-2, 4; Мф. 22, 1-14). Царь устраивает брачный пир для своего сына, посылает за званными однажды, посылает дважды, нейдут из-за житейских забот: тот занялся хозяйством, тот торговлею. Сделано новое приглашение в других сферах, и брачная палата наполнилась возлежащими. Между ними оказался один не одетый по брачному, и потому извержен. Смысл притчи ясен. Пир брачный - Царство Небесное; приглашение - проповедь Евангелия; отказавшиеся - совсем не уверовавшие; не одетый по брачному - уверовавший, но не живший по вере. К какому разряду кто из нас относится, сам всякий разбери. Что мы званные, это ясно, но верующие ли? Ведь можно быть и среди верующих, под общим их именем, без веры. Иной совсем не думает о вере, словно нет ее; иной кое-что ведает о ней и из нее и доволен; иной криво толкует веру; иной совсем враждебно относится к ней, а все числятся в кругу христиан, хоть у них ровно ничего нет христианского. Если ты веруешь, - разбери, сообразны ли с верою чувства твои, дела твои, - одеяние души, ради которых Бог видит тебя брачно или небрачно одетым. Можно знать веру хорошо и ревновать по ней, а в жизни работать страстям, одеваться, то есть, в срамную одежду души грехолюбивой. У таких на словах одно, а в сердце другое; на языке: "Господи, Господи!", а внутри: "имей мя отреченна". Рассуждайте же о себе, в вере ли вы и в брачной ли вы одежде добродетелей, или в срамных рубищах грехов и страстей.

(Лк. З, 19-22). Ирод - образ раздраженного самолюбия, от встревожения совести обличениями правды, чающего избавиться от этой неприятности насилием. Иоанн Предтеча - образ правды, гонимой самолюбием, когда оно обладает средствами к тому. Как ни умягчай правды снисхождением и оборотами речи, какие может изобретать нежность любви, не желающей наносить другому уязвление в сердце, лик правды предстанет перед очами совести, и там, внутри, подымает бурю обличения. Самость недальновидна и не может различить, что обличение не совне, а внутри, и всею своею силою восстает на внешнего обличителя. Заградив ему уста, она чает заглушить и внутренний голос. Не успевает, однако; не туда обращается забота. Надо совесть умиротворить; тогда, сколько ни будь внешних обличителей, мира внутреннего они не нарушат, а разве только углубят его, заставив собрать внутри успокоительные убеждения, -веру в распятого Господа, искренность покаяния и исповеди, и твердость решения не делать ничего против совести. Вот куда обратись, а Иоаннов всех не пересажать в темницы; ибо слово правды Божией всюду ходит по земле, и всякое из них для тебя Иоанн - обличитель.

(Лк. 4, 1-15). Диавол приступает с искушением к Богочеловеку - кто же из людей бывает от того свободен? Тот, кто ходит по воле лукавого; он не испытывает нападений, а только направляем бывает все на большее и большее зло; коль же скоро кто начинает приходить в себя и задумывает начать новую жизнь по воле Божией, тотчас приходит в движение вся область сатанинская: кто с чем спешит, чтобы рассеять добрые мысли и начинания кающегося. Не успеют отклонить, - стараются помешать доброму покаянию и исповеди; здесь не успеют, - ухитряются посеять плевелы среди плодов покаяния и трудов в очищении сердца; не успевают худа внушить, - покушаются добро покривить; внутренне бывают отражаемы - внешне нападают, и так до конца жизни. Даже умереть спокойно не дают; и по смерти гонятся за душою, пока не минует она воздушные пространства, где они витают и держат притоны. "Как же, - ведь это безотрадно и страшно"! Для верующего ничего тут нет страшного, потому что бесы только хлопочут около богобоязливого, а силы никакой не имеют. Трезвенный молитвенник стрелы из себя на них пускает, и они далеко держатся от него, не смея подступить и боясь испытанного поражения. Если же успевают в чем, то по нашей оплошности. Ослабеем вниманием или позволим себе увлечься призраками их, - они тут как тут, и начнут тревожить смелее. Не опомнись во время - закружат, а опомнится душа, опять отскочут, и издали подсматривают, нельзя ли опять как-нибудь подойти. Итак, трезвись, бодрствуй, молись, и враги ничего тебе не сделают.

(Лк. 4, 22-30). Назаретяне дивились слову Господа, а все же не веровали: помешала зависть, как открыл Сам Господь. И всякая страсть противна истине и добру, зависть же больше всех, ибо существо ее составляют ложь и злоба; эта страсть самая несправедливая и самая ядовитая и для носящего ее, и для того, на кого она обращена. В малых размерах она бывает у всякого, коль скоро равный и тем более худший берет верх. Эгоизм раздражается, и зависть начинает точить сердце. Это еще не так бывает мучительно, когда и самому открыта дорога; но когда она заграждается, и заграждается тем, к кому уже зачалась зависть, тогда стремлениям ее нет удержу: тут мир невозможен. Зависть требует свержения с горы своего противника и не успокоится, пока как-нибудь не достигнет этого, или не сгубит самого завидующего. Доброхоты, у которых симпатические чувства преобладают над эгоистическими, не страдают от зависти. Это указывает путь к погашению зависти и всякому мучимому ею. Надо спешить возбудить доброхотство, особенно к тому, которому завидуешь, и обнаружить это делом, - тотчас зависть и стихнет. Несколько повторений в том же роде, и, с Божией помощью, она совсем уляжется. Но так оставить ее - измучит, иссушит и в гроб вгонит, когда не одолеешь себя и не заставишь делать добро завидуемому.

На завтра.

(1 Кор. 15, 39-45; Лк. 4, 31-36). "Если не уверуете, что это Я, то умрете во грехах ваших" (Ин. 5, 24). "Нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись" (Деян. 4, 12). Надобно получить отпущение грехов, а его получить нельзя иначе, как только верою в Сына Божия, плотью нас ради распявшегося, под условием нежелания поблажать греховным привычкам и делам; ибо когда согрешаем, то только Его имеем ходатаем к Отцу. Давшему слово воздерживаться от грехов надо принять содействующую благодать Пресвятого Духа, а она на землю низошла после того, как воссел Господь, вознесшись, одесную Бога Отца, и дается только верующему в эту дивную экономию нашего спасения, и с этою верою приступающему к Божественным таинствам, учрежденным в св. Церкви Господней, через апостолов. Так, кто не верует в Господа, как Он есть, тот не может быть чистым от грехов. Не очистившись от них, он и умрет в них; а умерши и суд приимет, по всей тяжести их. Кто хочет поблагодетельствовать кому вечноценными благодеяниями, поруководи его в вере в Господа, вере истинной, не допускающей мудрствований и колебаний. Тех же, которые прямо или косвенно расстраивают веру в Господа, должно считать вековечными злодеями, ибо они причиняют такое зло, которое ничем нельзя поправить, и сила которого простирается на всю вечность. Не оправдает их неведение, ибо, как не ведать той истины, которая известна всему миру? Не оправдают противоубеждения, ибо начни только строго поверять их, тотчас поколеблешь их силу, и ни на чем потом не сможешь опереться, кроме как только на вере в Господа. Отстают от веры те, которые не разбирают, как должно, и оснований, и веры, и тех учений, к которым пристают. Точное исследование условий спасения приведет к убеждению, что они исполнимы только с Богом воплотившимся, умершим на кресте, и ниспославшим на землю Духа Святого. В этом и состоит существо веры христианской. Кто искренно так верует, тот никак не умрет в грехах своих, ибо он сам в себе носит силу, приносящую помилование. Неверующий же уже осужден, ибо сам в себе носит осуждение.

(Лк. 5, 1-11). Целую ночь трудились рыбари и ничего не поймали; но когда Господь вошел в их лодку и, после проповеди, велел забросить мрежу, поймалось столько, что вытащить не могли и мрежа прорвалась. Это образ всякого труда без помощи Божией, и труда с помощью Божией. Пока один человек трудится, и одними своими силами хочет чего достигнуть - все из рук валится; когда приближится к нему Господь, - откуда потечет добро за добром. В духовно-нравственном отношении невозможность успеха без Господа осязательно видна: "без Мене не можете творити ничесоже ", сказал Господь. И этот закон действует во всяком. Как ветка, если не сращена с деревом, не только плода не приносит, но иссыхая и живность теряет, так и люди, если не состоят в живом общении с Господом, плодов правды, ценных для жизни вечной, приносить не могут. Добро какое и бывает в них иногда, только на вид добро, а в существе недоброкачественно; как лесное яблоко и красно бывает с виду, а попробуй - кисло. И во внешнем, житейском отношении тоже осязательно видно: бьется, бьется иной, и все не в прок. Когда же низойдет благословение Божие, - откуда что берется. Внимательные к себе и к путям жизни опытно знают эти истины.

(Лк. 4, 37-44). "И другим городам благовествовать Я должен Царствие Божие, ибо на то Я послан". Это - "ибо на то Я послан" - священству нашему надобно, принять себе в непреложный закон. И апостол заповедал им, в лице св. Тимофея: "настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай" (11 Тим. 4, 2). Истину на землю принес Господь и Дух Святый, исполнивший апостолов в день Пятидесятницы - и ходит она по земле. Проводники ее - уста Иереев Божиих. Кто из них затворяет уста свои, тот преграждает путь истине, просящейся в души верующих. Оттого и души верующих томятся, не получая истины, и сами иереи должны ощущать томление от истины, которая, не получая исхода, тяготит их. Облегчись же, иерей Божий, от этой тяготы, испусти потоки Божеских словес, в отраду себе и в оживление вверенных тебе душ. Когда же увидишь, что и у тебя самого нет истины, возьми ее: она - в святых писаниях; и, исполняясь ею, препровождай ее к детям твоим духовным: только не молчи. Проповедуй, ибо на это ты призван.


(Лк. 5, 12-16). Припал прокаженный к Господу молясь: "Господи! если хочешь, можешь меня очистить". Господь сказал: "хочу, очистись". И тотчас проказа сошла с него. Так и всякая нравственная проказа тотчас отходит, как только пpипадет кто к Господу с верою, покаянием и исповедью - истинно отходит и теряет силу всякую над ним. Отчего же проказа иногда опять возвращается? Оттого же, отчего возвращаются и телесные болезни. Говорят выздоровевшему: "того не ешь, этого не пей, туда не ходи". Не послушает и раздражит опять болезнь. Так и в духовной жизни. Надо трезвиться, бодрствовать, молиться: болезнь греховная и не воротится. Не станешь внимать себе, все без разбору позволишь себе и видеть, и слышать, и говорить, и действовать, - как тут не раздражиться греху и не взять силу снова? Господь велел прокаженному все исполнить по закону. Это вот что: по исповеди надо брать эпитимию и верно ее исполнять; в ней сокрыта великая предохранительная сила. Но отчего иной говорит: одолела меня греховная привычка, не могу с собою сладить. Оттого, что или покаяние и исповедь были неполны, или после предосторожностей слабо держится, или блажь на себя напускает. Хочет без труда и самопринуждения все сделать, и осмеян бывает от врага. Решись стоять до смерти и делом это покажи: увидишь, какая в этом сила. Правда, что во всякой непреодолимо являющейся страсти, враг овладевает душой, но это не оправдание; ибо он тотчас отбежит, как только произведешь, с Божиею помощью, поворот внутри

(Лк. 6, 12-19). "И пробыл всю ночь в молитве к Богу". Тут основание и начало христианских всенощных бдений. Жар молитвенный гонит сон, и восхищения духа не дают заметить течения времени. Настоящие молитвенники и не замечают того; им кажется, будто они только что стали на молитву, а между тем уж и день показался. Но пока дойдет кто до такого совершенства, надо поднимать труд бдения. Несли его и несут уединенники; несли его и несут общежительные; несли его и несут благоговейные и богобоязненные миряне. Но хоть с трудом приходится бдение, плод его остается в душе прямой, всегдашний - умиротворение души и умиление, при расслаблении и изнеможении тела. Состояние очень ценное в ревнующих о преуспеянии в духе! Оттого где заведены бдения (на Афоне), от них отстать не хотят. Все сознают, как это трудно; но отменить этот чин никому нет желания, ради той пользы, какую принимает душа от бдений. Сон больше всего успокаивает и питает плоть; бдение же больше всего смиряет ее. Выспавшийся вдоволь тяжел бывает на дела духовные и хладен к ним; бдящий - быстродвижен, как серна и горит духом. Если должно обучать добру плоть, как рабу, то ничем нельзя так успеть в этом, как частым бдением. Тут она испытывает вполне власть духа над собою и приучается покорствовать ему, а дух приобретает навык властвовать над нею.


(Лк. 5, 33-39). Сынам брачным непристойно поститься, пока с ними жених, сказал Господь, и тем изрек закон, что и в добродетелях с подвигами всему свое место и время. И это до того неотложно, что дело неблаговременное и неуместное теряет свою добротность, или совсем, или частью. В природе внешней Господь все устроил мерою, весом и числом; хочет, чтоб и в нравственном порядке было все благообразно и по чину. Внутреннее благообразие составляет сочетание каждой добродетели со всеми ими в совокупности, или гармония добродетелей, чтоб никакая не выдавалась без нужды, а все были бы в строю, как голоса в хоре. Внешнее благообразие всякому делу дает свои места, время и другие соприкосновенности. Когда все это устраивается, как следует, тогда происходит то же, что красивую особу одеть в прекрасные одежды. Добродетель благообразная, и внутренно и внешне, достолюбезна; а делает ее такою христианское благоразумие, у старцев - рассуждение, приобретаемое опытами, здравым обсуждением житий святых при свете слова Божия.

(Лк. 6, 17-23). Ублажает Господь нищих, алчущих, плачущих, поносимых, под тем условием, если все это Сына Человеческого ради; ублажается, значит, жизнь, окруженная всякого рода нуждами и лишениями. Утехи, довольство, почет, по слову сему, не представляют собою блага; да оно так и есть. Но пока в них почивает человек, он не сознает того. Только когда высвободится из обаяния их видит, что они не представители блага, а только призраки его. Душа не может обойтись без утешений, но они не в чувственном; не может обойтись без сокровищ, но они не в золоте и серебре, не в пышных домах и одеждах, не в этой полноте внешней; не может обойтись без чести, но она не в раболепных поклонах людских. Есть иные утехи, иное довольство, иной почет, - духовные, душе сродные. Кто их найдет, тот не захочет внешних; да не только не захочет, а презрит и возненавидит их ради того, что они заграждают духовные, не дают видеть их, держат душу в омрачении, опьянении, в призраках. Оттого такие вседушно предпочитают нищету, прискорбность и безвестность, чувствуя себя хорошо среди них, как в безопасной какой-нибудь ограде от обаяния прелестями мира. Как же быть тем, к кому все это идет само собою? Быть в отношении ко всему тому, по слову св. апостола, как неимеющий ничего.

(Лк. 5, 17-26). "Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, - сказал Он расслабленному: тебе говорю, встань, возьми постель твою и иди в дом твой". Отпущение грехов чудо внутреннее, духовное; исцеление от расслабления - чудо внешнее, естественное действие Божие на мир, вместе с тем физическое. Этим событием оправдывается и утверждается привтечение силы Божией и в порядке мира нравственного, и в течении явлений мира физического. Последнее в видах первого, ибо в нем цель всего. Господь не наcилует свободы, а вразумляет, возбуждает, поражает. Лучшее к тому средство - чудо внешнее. Быть ему положено тогда, когда было положено быть разумной твари, управляющейся свободою. Эта связь так существенна, что отвергающие сверхъестественное действие Божие на мир, вместе с тем отвергают и свободу человека, в сознании, что последняя необходимо вызывает первое; и наоборот, иcповедующие истину воздействия Божия в мире, поверх естественного течения явлений, могут смело им говорить: мы чувствуем, что мы свободны. Сознание свободы также сильно и неотразимо, как сознание бытия. Свобода же неотложно требует непосредственных промыслительных Божиих действий: следовательно, и их признание также твердо стоит, как сознание свободы.

(Лк. 6, 31-36). Коренная, исходная заповедь - люби. Малое слово, а выражает всеобъятное дело. Легко сказать люби, но не легко достигнуть в должную меру любви. Не совсем ясно и то, как этого достигнуть; потому-то Спаситель обставляет эту заповедь другими пояснительными правилами: люби, "как самого себя; и как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними". Тут указывается мера любви, можно сказать, безмерная; ибо есть ли мера любви к самому себе и есть ли добро, которого не пожелал бы себе кто от других? Между тем, однако, это предписание не неисполнимо. Все дело стоит за тем, чтобы войти в совершенное сочувствие с другими так, чтобы их чувства вполне переносить на себя, чувствовать так, как они чувствуют. Когда это будет, нечего и указывать, что в каком случае надо сделать для других: само сердце укажет. Ты только позаботься поддерживать сочувствие, а то тотчас подойдет эгоизм и возвратит тебя к себе и заключит в себя. Тогда и пальцем не пошевелишь для другого и смотреть на него не станешь, хоть умри он. Когда сказал Господь: люби ближнего, как самого себя, то хотел, чтобы вместо нас, стал в нас, т. е. в сердце нашем, ближний. Если же там по старому будет стоять наше "я", то не жди добра.

(Лк. 6, 37-45). Не суди, отпускай, давай. . . по-видимому, все трата одна, а прибыли никакой. А между тем вот что обещается: не будешь осуждать, и тебя не осудят; будешь отпускать, и тебе отпустят; будешь давать, и тебе дано будет. Теперь эта прибыль не видна; но она прибудет несомненно тому, кто от сердца сделает указанные затраты, - прибудет именно в ту пору, когда больше всего будет чувствоваться нужда в неосуждении и прощении. Как обрадуется тот, кто вдруг сподобится получить такие блага, как будто ни за что! И наоборот, как будет скорбеть и горевать тот, кто в свое время не умел прибыльно распорядиться своим достоянием! Все бы отпустил и все бы роздал, да поздно: всему время. Не все гоняться за такою прибылью, которая прямо идет в руки, почти вслед за тратою. Брось, по русскому присловью, хлеб-соль назади, - он очутится впереди. Образ действий в показанных случаях действительно похож на бросание; но только тут бросается не на попрание, а в руки Божии. В этих руках и хранение верно, и получение из них несомненно. Приложи только веру и упование.


(Лк. 6, 24-30). Горе богатым, насыщенным, смеющимся, хвалимым; напротив, благо тем, которые терпят всякую напраслину, побои, ограбления, насильные утруждения, - совсем наперекор тому, как обычно судят и чувствуют люди! Мысли Божии отстоят от помышлений человеческих, как небо от земли. Да и как же иначе. Мы в изгнании, а изгнанникам не дивны обиды и оскорбления. Мы под эпитимиею , а эпитимия и состоит в лишениях и трудах. Мы больны: а больным полезнее горькие лекарства. И Сам Спаситель вовсю жизнь Свою не имел где главу подклонить и кончил ее на кресте - с какой же стати иметь лучшую участь последователям Его? Дух Христов - дух готовности все терпеть и благодушно нести все скорбное. Утешность, гонор, пышность, довольство, чужды его исканий и вкусов. Путь его лежит по безплодной, безотрадной пустыне. Образец - сорокалетнее странствование израильтян по пустыне. Кто же следует этим путем? Всякий, кто за пустынею зрит Ханаан, кипящий медом и млеком. Во время странствования своего и он получает манну, но не от земли, а с неба, не телесно, а духовно. Вся слава - внутрь.

(Лк. 6, 46-7, 1). "Что вы зовете Меня: Господи! Господи! и не делаете того, что Я говорю?" Отчего зовут Господом, а не творят воли Господней, отчего, то есть делами, не признают господства Его? Оттого, что только языком так зовут, а не сердцем. Когда бы сердце произносило: "Господи, Ты мой Господь", тогда в нем пребывала бы и полная готовность повиноваться тому, кого исповедуют своим Господом. А так как этого нет, то дела идут врозь с языком, а дела всегда таковы, каково сердце. Что же, стало быть нечего и взывать: "Господи, Господи"? Нет, не то. А надобно к внешнему слову приложить слово внутреннее, - чувство и расположение сердца. Сядь и размысли о Господе и о себе самом: что Господь и что ты такое; что Господь для тебя сделал и делает, зачем живешь и до чего доживешь. . . Тотчас дойдешь до убеждения, что иначе нельзя, как исполнять волю Господа всю неуклонно; другого нет нам пути. Убеждение это родит готовность делом исполнить то, что говорится словом: Господь. При такой готовности возбудится потребность помощи свыше, а от ней молитва: "Господи, Господи! помоги и даруй силы ходить в воле Твоей". И будет взывание ко Господу приятное для Господа.

(Лк. 7, 17-30). Св. Иоанн Предтеча посылает учеников своих спросить Господа: Он ли Тот, Который должен придти или другого ожидать надобно? Не для себя он так спрашивал, ибо знал точно кто Иисус Христос, будучи извещен об этом с неба, но для учеников. И ученики искали решения этого вопроса не из совопросничества, а из искреннего желания знать истину. Таковым нет нужды много говорить; Господь и не говорит, а только указывает на то, что было в ту пору Им совершено. Божественные дела свидетельствовали о божестве Его. Это было так очевидно, что вопрошавшие не стали уже больше вопрошать. Так и всегда. Сила Божия живет в Церкви; искренний искатель истины тотчас осязает се и удостоверяется в истине. Это опытное удостоверение полагает конец всем вопросам и совершенно успокаивает. Кто же не хочет верить, и, потеряв веру, начинает искать в Церкви и христианстве не основания веры, а поводов как бы оправдать свое неверие, тому никакие указания не кажутся удовлетворительными. Неверие же свое он считает основательным, хоть основания его мелочны и ничтожны. Того хочет его сердце, - потому все и сносно.

Ольга 79 пишет:

Сила Божия живет в Церкви; искренний искатель истины тотчас осязает се и удостоверяется в истине. Это опытное удостоверение полагает конец всем вопросам и совершенно успокаивает. Кто же не хочет верить, и, потеряв веру, начинает искать в Церкви и христианстве не основания веры, а поводов как бы оправдать свое неверие, тому никакие указания не кажутся удовлетворительными. Неверие же свое он считает основательным, хоть основания его мелочны и ничтожны. Того хочет его сердце, - потому все и сносно.

Очень хорошо сказано.

Николаев пишет:

Ольга 79 пишет:

Сила Божия живет в Церкви; искренний искатель истины тотчас осязает се и удостоверяется в истине. Это опытное удостоверение полагает конец всем вопросам и совершенно успокаивает. Кто же не хочет верить, и, потеряв веру, начинает искать в Церкви и христианстве не основания веры, а поводов как бы оправдать свое неверие, тому никакие указания не кажутся удовлетворительными. Неверие же свое он считает основательным, хоть основания его мелочны и ничтожны. Того хочет его сердце, - потому все и сносно.

Очень хорошо сказано.

Да, хорошо сказано и про сердце!

Согласна.  

(Лк. 7, 31-35). "С кем сравню людей рода сего?", т. е. неверов? Если Господь делает этот вопрос как-будто в недоумении, не тем ли более прилично нам недоумевать о явлениях неверия? Казалось бы, как идти против всесторонней очевидности? - и однако же идут. Что сатана противится - это не дивно; его имя такое: противник истины и добра; ясно видит, что Бог есть, что Он будет судить его и осудит, что казнь ему уже уготована, а все идет наперекор, и не для чего другого, как только на зло и, следовательно, на большую себе пагубу. Уж не этот ли дух богоборства владеет и неверами? По крайней мере, по тем понятиям какие имеем мы о душе и ее действиях, неверие, при очевидности оснований веры, необъяснимо, равно как необъяснимо и рабство грешника греху, когда он узнает ясно, что грех губит его. И какое еще противоречие! Только неверы и страстолюбцы отвергают бытие сатаны и нечистых духов. Те, которым бы больше всего надо было бы стоять за них, совсем отступаются от них. Не от них ли самих и наука-то эта? Темные тьму любят и научают говорить, что их нет и что в нравственном мире строится само собою. без их козней и коварства.

(Лк. 5, 27-32). "Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию". Какое утешение для грешников! Но надобно отстать от грехов и творить одно добро; да и творя добро, все же почитать себя грешником и притом не на языке, а в сердце. Не греши, а все же, как настоящий грешник, кайся и взывай ко Господу о помиловании. Когда будешь так настроен, значит стоишь во истине; коль же скоро поддашься на праведность и станешь считать себя безгрешным, знай, что ты уклоняешься от пути правого и пошел к тем, которым нет спасения. Как совместить исправную жизнь с чувствами грешности - об этом спрашивают только книжники, которые пишут, а не делают; кто идет деятельным путем, для того это ясно до того, что он понять не может, как можно быть тому иначе.

(Лк. 7, 11-16). Видит Господь мать плачущую о смерти сына и милосердует о ней; в другой раз позван был на брак, и сорадовался семейной радости. Этим показал Он, что разделять обычные житейские радости и печали не противно духу Его. Так и делают христиане истинные, благоговейные, со страхом провождающие жизнь свою. Однако, они различают в житейском быту порядки от порядков; ибо в них много вошло такого, на чем не может быть Божия благоволения. Есть обычаи, вызванные страстями и придуманные в удовлетворение их; другими питается одна суетность. В ком есть дух Христов, тот сумеет различить хорошее от дурного: одного он держится, а другое отвергает. Кто делает это со страхом Божиим, того не чуждаются другие, хоть он и не поступает подобно им, ибо он действует всегда в духе любви и снисхождения к немощам братий своих. Только дух ревности меру преходящий колет глаза и производит разлад и разделение. Такой дух никак не может удержаться, чтоб не поучить и не обличить. А тот заботится лишь о том, чтобы себя и семью свою учредить по христиански; в дела же других вмешиваться не считает позволительным, говоря в себе: "кто меня поставил судьею"? Такою тихостью он располагает к себе всех и внушает уважение к тем порядкам, которых держится. Всеуказчик же и себя делает нелюбимым и на добрые порядки, которых держится, наводит неодобрение. Смирение в таких случаях нужно, христианское смирение. Оно источник христианского благоразумия, умеющего хорошо поступать в данных случаях.

(Лк. 7, 36-50). Отчего так случилось, что Симон фарисей чтит Господа и приглашает Его к себе, но тут же увидев, что Он благосклонно допускает к Себе и грешницу, соблазняется и начинает думать: "если бы Он был пророк"?. . Оттого, что захлопотался об угощении и за хлопотами оставил здравое рассуждение о порядках Божиих. Эти две области, житейская и духовная, совсем не схожи по своим свойствам и законам. Между тем, ум наш, чем очень займется, по законам того и судить начинает. По житейским порядкам с явною грешницею нельзя иметь общение; Симон так и судит, забыв, что покаяние всех делает чистыми и грешников равняет с праведниками. Он думает, что грешнице не следует тут быть, и что Спаситель, если не отгоняет ее, то потому, верно, что не знает кто она; от этой мысли тотчас родилась и другая: если не знает, то какой же Он пророк? Словом-то он не сказал этого, а только подумал, и наружно ни в нем, ни в его хлопотах, как доброго хозяина, не произошло никакой перемены, но Господь видел его сердце и по сердцу его сделал ему вразумление. Он внушил ему, что грешникам-то и место около Него и что грешница, припавшая к Нему сердцем, больше почтила Его, чем он, почтивший Его только угощением. Внешнее вводит человека в неприятное Господу чувство праведности, а внутреннее всегда держит его в чувствах своего непотребства перед лицом всеведущего Господа.

(Лк. 8, 1-3). Господь проповедует, жены служат Ему от имений своих и, таким образом, как бы являются соучастницами в самой проповеди. Не всем дано проповедывать Евангелие, но все могут содействовать его распространению и быть соучастниками в этом первом на земле деле. Таковых соучастников и соучастниц много было во время проповеднических трудов святых апостолов, а потом их преемников и, наконец, по всей истории Церкви. Являются они и доселе. Наши апостолы на Кавказе и в разных местностях Сибири усердно трудятся, терпя всякую нужду и всякие лишения. Они продолжают дело Господа и святых апостолов. Какие жены и мужи пошлют им помощь, те станут в чин жен, служащих Господу, и удостоятся равного с теми воздаяния. Господь сказал: "принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает" (Ин. 13, 20). Значит, Он отождествляет Себя с посылаемым на проповедь; следовательно, и услугу, оказанную посланникам Его, отождествит Он с услужением Себе Самому. По закону благости и правде Его, кто как кого принимает, тот такую и награду получает (Мф. 10, 41). Достаточное, кажется, побуждение не сокращать руки своей в жертвах на вспомоществование великому делу проповеди евангельской.

(Лк. 8, 22-25). Садясь в лодку, чтоб переплыть на другую сторону озера, думали ли апостолы, что встретят бурю и подвергнут жизнь свою опасности? Между тем, вдруг поднялась буря и они не чаяли уже остаться живыми. Таков путь жизни нашей! Не знаешь, как и откуда налетит беда, могущая уничтожить нас. То воздух, то вода, то огонь, то зверь, то человек, то птица, то дом, словом, всеокружающее вдруг может превратиться в орудие смерти нашей. Отсюда закон: живи так, чтоб каждую минуту быть готовым встретиться со смертью и небоязненно вступить в ее область. Сию минуту жив ты, а кто знает, будешь ли жив в следующую? По этой мысли и держи себя. Делать все делай, что следует по порядкам жизни твоей, но никак не забывай, что можешь тотчас переселиться в страну, откуда нет возврата. Непамятование о сем не отдалит определенного часа, и намеренное изгнание из мысли этого решительного переворота не умалит вечного значения того, что будет с нами после него. Предав жизнь свою и все в руки Божии, час за часом проводи с мыслью, что каждый из них час последний. В жизни от этого умалится число пустых утех, а в смерти неисчетно будет вознаграждено это лишение радостью, которой ничего нет равного в радостях жизни.

(Лк. 9, 7-11). Услышав о делах Христа Спасителя, Ирод говорил: "Иоанна я обезглавил; кто же Этот?" - и пожелал видеть Его. Желал видеть и искал случая к тому, но не удостоился, потому что искал не для веры и спасения, а из пустого любопытства. Пытливость - щекотание ума; не истина дорога ей, а новость и особенно эффектная. Оттого она нередко не довольствуется самою истиною, а среди нее ищет чего-либо особенного, а выдумав это особенное, она на нем и останавливается и других привлекает к тому. Истина тут становится назади, а впереди стоит своя выдумка. В наши дни такова замашка немецкого ума. Немцы помешались на том, чтобы выдумывать. Всю область истины Божией, как туманом, закрыли своими выдумками. Возьмите хоть догматы, хоть нравоучение, хоть историю, хоть слово Божие - все так загромождено выдумками, что до истины Божией и не доберешься. А между тем, они их интересуют, и тех, кто одного с ними настроения. Истина Божия проста; гордому ли уму заниматься ею? Он лучше свое выдумает. Это эффектно, хоть пусто и слабо, как сеть паутинная. Что это так, просмотрите нынешние теории мироздания: они походят на бред сонного или опьянелого. А уж как кажутся хороши изобретателям! Сколько тратится на это сил и времени - и все понапрасну! Дело совершилось просто: "рече, и быша; повеле, и создашася ". Лучше этого решения никто не придумает.