Трудно быть богом.

Это одна из любимых моих книг детства. Первый фильм смотрел запоем. Второй только вышел, но говорят сплошной реализм, пока судить не буду. Но вот что там главное...
Трудно быть богом, подумал Румата. Он сказал терпеливо:
    - Вы не поймете меня. Я вам двадцать раз пытался объяснить, что я  не
бог, - вы так и не поверили. И вы не поймете, почему я не могу помочь  вам
оружием...
    - У вас есть молнии?
    - Я не могу дать вам молнии.
    - Я уже слышал это двадцать раз, - сказал  Арата.  -  Теперь  я  хочу
знать: почему?
    - Я повторяю: вы не поймете.
    - А вы попытайтесь.
    - Что вы собираетесь делать с молниями?
    - Я выжгу золоченую сволочь, как клопов,  всех  до  одного,  весь  их
проклятый род до двенадцатого потомка. Я сотру с лица земли их крепости. Я
сожгу их армии и всех, кто будет защищать их  и  поддерживать.  Можете  не
беспокоиться - ваши молнии будут служить только добру, и  когда  на  земле
останутся только освобожденные рабы и воцарится  мир,  я  верну  вам  ваши
молнии и никогда больше не попрошу их.
    Арата замолчал, тяжело дыша. Лицо его потемнело от  прилившей  крови.
Наверное, он уже видел охваченные пламенем  герцогства  и  королевства,  и
груды  обгорелых  тел  среди  развалин,  и  огромные  армии   победителей,
восторженно ревущих: "Свобода! Свобода!"
    - Нет, - сказал Румата. - Я не дам вам молний. Это было  бы  ошибкой.
Постарайтесь поверить мне, я вижу  дальше  вас...  (Арата  слушал,  уронив
голову на грудь.) - Румата стиснул пальцы. - Я  приведу  вам  только  один
довод. Он ничтожен по сравнению с главным, но  зато  вы  поймете  его.  Вы
живучи, славный Арата, но вы тоже  смертны;  и  если  вы  погибнете,  если
молнии перейдут в другие руки, уже не такие чистые, как ваши,  тогда  даже
мне страшно подумать, чем это может кончиться...
    Они долго молчали. Потом Румата достал из погребца кувшин  эсторского
и еду и поставил перед гостем. Арата, не поднимая глаз, стал ломать хлеб и
запивать вином. Румата ощущал странное чувство болезненной  раздвоенности.
Он знал, что прав, и тем не менее эта правота странным образом унижала его
перед Аратой. Арата явно превосходил его в чем-то,  и  не  только  его,  а
всех, кто незваным пришел на  эту  планету  и  полный  бессильной  жалости
наблюдал страшное  кипение  ее  жизни  с  разреженных  высот  бесстрастных
гипотез и чужой здесь морали. И  впервые  Румата  подумал:  ничего  нельзя
приобрести, не утратив, - мы бесконечно  сильнее  Араты  в  нашем  царстве
добра и бесконечно слабее Араты в его царстве зла...
    - Вам не следовало  спускаться  с  неба,  -  сказал  вдруг  Арата.  -
Возвращайтесь к себе. Вы только вредите нам.
    - Это не так, - мягко сказал Румата. - Во всяком случае, мы никому не
вредим.
    - Нет, вы вредите. Вы внушаете беспочвенные надежды...
    - Кому?
    - Мне. Вы ослабили мою волю, дон Румата. Раньше я надеялся только  на
себя, а теперь вы сделали так, что я чувствую вашу силу за  своей  спиной.
Раньше я вел каждый бой так, словно это мой  последний  бой.  А  теперь  я
заметил, что берегу себя для других боев, которые будут решающими,  потому
что вы примете в них участие... Уходите отсюда, дон  Румата,  вернитесь  к
себе на небо и никогда больше не приходите. Либо дайте  нам  ваши  молнии,
или хотя бы вашу железную птицу, или хотя бы просто обнажите ваши  мечи  и
встаньте во главе нас.
    Арата замолчал и снова потянулся за  хлебом.  Румата  глядел  на  его
пальцы, лишенные ногтей. Ногти специальным приспособлением вырвал два года
тому назад лично дон Рэба. Ты еще не знаешь, подумал Румата. Ты еще тешишь
себя мыслью, что обречен на поражение только ты сам. Ты еще не знаешь, как
безнадежно само твое дело. Ты еще не знаешь, что враг не столько вне твоих
солдат, сколько внутри них. Ты еще, может быть,  свалишь  Орден,  и  волна
крестьянского бунта забросит тебя на  Арканарский  трон,  ты  сравняешь  с
землей дворянские замки, утопишь баронов в  проливе,  и  восставший  народ
воздаст тебе все почести, как великому освободителю, и ты  будешь  добр  и
мудр - единственный добрый и мудрый человек  в  твоем  королевстве.  И  по
доброте ты станешь раздавать  земли  своим  сподвижникам,  а  _н_а  _ч_т_о
с_п_о_д_в_и_ж_н_и_к_а_м_   з_е_м_л_и_   б_е_з_   к_р_е_п_о_с_т_н_ы_х_?   И
завертится колесо в обратную сторону. И хорошо еще будет, если ты  успеешь
умереть своей смертью и не увидишь появления новых  графов  и  баронов  из
твоих вчерашних верных бойцов. Так уже бывало, мой  славный  Арата,  и  на
Земле и на твоей планете.
    - Молчите? - сказал Арата.  Он  отодвинул  от  себя  тарелку  и  смел
рукавом рясы крошки со стола. - Когда-то у меня был друг, - сказал  он.  -
Вы, наверное, слыхали - Вага Колесо. Мы начинали  вместе.  Потом  он  стал
бандитом, ночным королем. Я не простил ему измены, и он знал это. Он много
помогал мне - из страха и из корысти,  -  но  так  и  не  захотел  никогда
вернуться: у него были свои цели. Два года назад его люди выдали меня дону
Рэбе... - Он посмотрел на свои пальцы и сжал их в кулак. - А сегодня утром
я настиг его в Арканарском порту... В нашем  деле  не  может  быть  друзей
наполовину. Друг наполовину - это всегда наполовину враг. - Он поднялся  и
надвинул капюшон на глаза. - Золото на прежнем месте, дон Румата?
    - Да, - сказал Румата медленно, - на прежнем.
    - Тогда я пойду. Благодарю вас, дон Румата.
    Он неслышно прошел по кабинету и скрылся за дверью. Внизу в  прихожей
слабо лязгнул засов.
Почему то вспоминается другой фильм "Секретные материалы" и там всегда говорят: "Истина где то рядом."
Но в то время и этого было много.

  тоже любимая!!! Но фильм не понравился. По такой трудно сделать хороший фильм.

обожаю Стругацких. Любимое все же не это - Пикник и Град обреченный. Зачитывалась - и сейчас еще нравится :))))))но по их книгам снимать фильмы - дело неблагодарное. В книге такой уровень реализма - никакая компьютерная графика не в состоянии его сделать... Читаешь и восхищаешься :)

Да! Пикник.
Жарило солнце, перед глазами плавали красные пятна, дрожал воздух на
дне карьера, и в этом дрожании казалось, будто Шар приплясывает на месте,
как буй на волнах. Он прошел мимо ковша, суеверно поднимая ноги повыше и
следя, чтобы не наступить на черные кляксы, а потом, увязая в рыхлости,
потащился наискосок через весь карьер к пляшущему и подмигивающему Шару.
Он был покрыт потом, задыхался от жары, и в то же время морозный озноб
пробирал его, он трясся крупной дрожью, как с похмелья, а на зубах
скрипела пресная меловая пыль. И он уже больше не пытался думать. Он
только твердил про себя с отчаянием, как молитву: "Я животное, ты же
видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею
думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле
такой... всемогущий, всесильный, всепонимающий... разберись! Загляни в мою
душу, я знаю, там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я
никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам,
чего же я хочу, - ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно
все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов:
"СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!"
А здесь просто без комментариев!

да, это и у меня любимый фрагмент :)))))))) жестокая книга о том ,как трудно быть человеком...

Попробовал читать Град, отложил в сторону. Когда знаешь правду, все теперь не интересно...