Февраль семнадцатого - словосочетание знаковое и одновременно зловещее. Сто лет назад наша Родина испытала первый удар жуткого социально-политического землетрясения под названием Февральская революция, которая разнесла в щепки самодержавие и открыла ящик Пандоры, откуда вышла ещё одна революция – Октябрьская - вместе с Гражданской войной. Последствия всего этого мы ощущаем на себе до сих пор, а минул уже целый век! Несмотря на столь солидный срок тех "юбилейных" событий, поиск правых и виноватых в нашем обществе не только не прекращается, но даже разгорается всё сильнее и сильнее, раскалывая и так не слишком консолидированный народ на условных "красных", "белых" и чёрт знает кого ещё. Можно сказать, что начавшаяся в 1917-м Смута, на понятийном уровне, не преодолена до сих пор.
Российская империя в двадцатом веке была страной крестьянской. Более 90 процентов населения жили сельским хозяйством. Крепостное право было отменено ещё императором Александром II в 1861 году, однако, получив личную свободу, крестьяне не получили главного - земли. Более того, в результате реформы крестьяне оказались должны еще и астрономические для них суммы денег! Чем руководствовалась российская администрация сохраняя подобный порядок вещей, формально понять можно. Сработала банальная шаблонность сословного мышления. Земля на Руси традиционно воспринималась как главная и единственная ценность. Богатство определялось не столько количеством денег, сколько обширностью земельных владений. В рамках таких представлений позволить крестьянам просто так уйти, да еще с землей, дворянство не могло в принципе. Веками сначала Цари, а потом Императоры превращали русских землепашцев в рабов.
Начало процессу было положено аж в 1497 году, когда в судебнике Ивана III обозначили "Юрьев день" как единственный разрешенный период свободного перехода крестьян от одного помещика к другому. В общем, это и послужило началом разрушения баланса интересов между крестьянином и помещиком. Пока человек мог свободно менять "сельхоз-работодателя", хозяин земли просто вынужден был уважать интересы работников села. Иначе разбегутся, причём по закону! Новый закон разрешал менять хозяина раз в год по окончании сезона и с выплатой выходных денег, что в принципе было логично. Кто-то должен был убрать урожай и вернуть подъёмные, если уходил раньше оговоренного срока.
Помимо очевидного, ограничение имело и скрытый смысл. Крепостная система плохо способствовала росту благосостояния крестьянства. Как правило двор весь сезон работал в долг за посевной материал, инструменты и тягловый скот. Взаиморасчеты происходили после окончания сбора урожая. Уход работников до этого момента означал крах всей сложившейся системы экономических отношений. Зерно не станет хлебом, пока оно еще колосится на поле. Если крестьяне ушли, то кто же его соберет? Основным кредитором в деревне выступали помещики. Существовала еще тонкая прослойка деревенской аристократии, позже получившая название - кулаки, - но решающей роли она не играла. Система основывалась именно на барском кредите, отдавать который требовалось лишь натурой - оброком - либо обработкой помещичьего клина - барщиной. И то и другое без наличия крестьян функционировать не могло.
Но дальше стало творится форменное безобразие. Сначала в 1581 ввели "заповедные лета", на протяжении которых переход был запрещён вообще. Потом последовательно удлиняли сроки давности поиска и возврата беглых крестьян с 5 лет в 1587 до 15 лет в 1644. И наконец, при царе Алексее Михайловиче в 1649 году свободный переход крестьян был запрещён насовсем. Понятно, что какая-либо мотивация активно трудиться исчезла напрочь. На что власти страны ответили усилением внесудебных репрессий со стороны помещиков. Податная реформа Петра I мало того, что окончательно закрепила крестьян, так ещё и обложила их большим персональным налогом. В 1747 помещикам дали право продавать своих крестьян в рекруты, в 1760 - ссылать в Сибирь, в 1765 - отправлять на каторгу, a в 1767 - крестьянам запретили подавать жалобы на своих хозяев. Это был конец - русский мужик окончательно превратился в обыкновенного раба, господа торговали им, как скотом.
Как известно, рабство не только убивает инициативу рабов, но и развращает их хозяев, что стало хорошо видно в XIX веке. По сравнению с Западной Европой производительность труда крепостных на селе была низкой. Большинство господ хозяйствами не занимались, предпочитая сдавать их в аренду или нанимать пришлых управляющих, развитие производственной базы крепостных в задачу которых не входило. Барина интересовал лишь размер дохода, как единственный результат оценки качества управления имением. Царское правительство пыталось исправить положение, но принятые меры были половинчатыми и абсолютно недостаточными. Александр I начинает и заканчивает своё освобождение крестьян реформой в Прибалтике и Финляндии, оставив саму Россию за рамками преобразований. Николай I запрещает продавать крестьян порознь. Хорошо, конечно, что стало нельзя продавать мужа отдельно от жены, но оптом-то их продавать всё равно было можно! После долгих мучений Александр II даёт свободу русскому мужику, но как? Без земли и с долгами казне! Причём в той же Польше русский император освободил польских крестьян с землёй и без выкупа! То есть - так было можно, просто надо было переступить через сословные предрассудки и вопли российского дворянства!
С Польшей вообще получилось показательно. Обычно считается, что самодержец правит исключительно сам, исключительно по собственной воле. Но так бывает только в сказках. В реальности всегда существует баланс между самодержцем и его свитой. Польша продемонстрировала степень и глубину влияния мнения свиты на возможности даже самого самодержавного Императора. Дело в том, что фактически Россией управляло не все существовавшее стране дворянство. Основная власть была сосредоточена в руках менее чем полутора десятков наиболее богатых и влиятельных старинных родов, чье материальное благосостояние основывалось на землях, с которых государство Российское начиналось много веков назад. Все последующие территориальные приобретения России в основном становились землями "коронными", т.е. собственностью монарха. Местное дворянство на них конечно получало равный с прочими общий статус, но к реальному управлению страной оно не допускалось принципиально. Потому так и получилось, что правящая дворянская верхушка России достаточно спокойно отнеслась к освобождению крестьян в какой-то там далекой Польше или не менее обособленной Прибалтике, но категорически отказалась их освобождать в своих имениях.
К ХХ веку ситуация в деревне усугубилась демографическим ростом населения. Людей стало больше, а общая площадь обрабатываемых земель осталась без изменений. Реформы Петра Столыпина могли, наверное, если не спасти положение, то хотя бы несколько его смягчить путём переселения части наиболее активных крестьян на юг и восток страны. Но сам реформатор был убит, а реформы быстро свёрнуты. Да и, честно говоря, сама столыпинская идея, по сути, являлась откровенным паллиативом. Это когда что-то делать надо, но что именно - понимания нет. Самодержцы и весь дворянский класс в принципе не понимали системности проблемных процессов. И тем более они не были готовы признать свою ответственность за результат. Так ведь и до бунтов под лозунгом - Царь должен уйти - буквально рукой подать, а это уже измена, за нее, хорошо если только каторгой отделаешься, за такое легко можно и на виселице оказаться. Словом, проблему не столько решали, сколько процесс лишь имитировали.
Как следствие всего вышеизложенного - Россия подошла к 1917 году с обиженным на власть и нелояльным к государству многомиллионным русским крестьянством. В качестве примера нелояльности приведем один любопытный факт - в 1916-17 годах закупки продовольствия для армии были провалены, потому что при достаточно хороших урожаях тех лет крестьяне отказывались продавать казне свою продукцию по фиксированным ценам. И это в условиях войны, когда их же селяне воевали на фронте! Впрочем, казна тоже стремилась проводить закупки по ценам сильно ниже рыночных, полагая, что подданные по определению обязаны идти ей на встречу. И отказывалась понимать, что сопротивление государственной политике оказывает не только крестьянство, размеры излишков продовольствия у которого были невелики, от участия в госзакупках массово уклонялись и помещики, являвшиеся основным источником поставок продовольствия за пределы внутренних потребностей системы натурального хозяйства.
Следующем очень важным моментом, создавшим почву для революции, была ситуация с рабочими, которые, как известно из учебников истории, составляли боевой костяк революционного движения. Что тут скажешь? О положении русского рабочего написано очень много - и плохого и хорошего. Если сравнивать его материальное положения с немецкими, французскими или английскими коллегами, то безусловно русский заработок был раза в два ниже. Средний годовой доход рабочего в России составлял 126,20 руб в год, в то же время во Франции он составлял 343 руб., в Германии 287,50 руб, в Великобритании 310,50 руб. Но зато цены и налоги в России были существенно ниже европейских в абсолютном исчислении. Прямые налоги на 1 жителя в Российской империи составляли 3 руб. 11 коп., а косвенные — 5 руб. 98 коп (7,2 % от годового дохода). Во Франции они составляли соответственно 12,25 и 10 рублей (6,5 %); в Германии — 12,97 и 9,64 рубля (7,7 %); в Великобритании — 26,75 и 15,86 рубля (13,5%). Легко увидеть, что в процентах к годовому доходу налоговая нагрузка в России вполне соответствовала общеевропейской, находясь в "общепринятом" диапазоне 6,5 - 7,7 %. Кстати, в Англии, которую часто приводят в качестве примера успешности демократии и эталона "как надо жить", она была значительно выше - 13,5 %.
Словом, общие условия жизни рабочих в России мало чем отличались от западноевропейских или североамериканских - те же общежития, бараки и 10-11 часовой рабочий день. Пролетарии своим положением были активно недовольны практически везде, - не только в России - и распространение среди них различных крайних, левых или правых, социальных теорий было обычным делом. Можно ли было их избежать? - вопрос неоднозначный. Тут стоит упомянуть один удивительный социальный эксперимент в Ижевске и Воткинске. Зарплаты там были почти европейские, рабочие проживали в личных домах или в съёмных квартирах, при заводах были школы, больницы, рабочим предоставлялся короткий отпуск. Если бы во всей России рабочие жили ... ну хоть приблизительно так же, как в упомянутых местах, всех агитаторов-революционеров в полицейский участок они сдавали бы сами. Один исторический штрих: в 1917 году партийная организация РСДРП в Ижевске насчитывала аж 36 членов! Это на несколько тысяч рабочих! Но, увы, более подобного социального чуда нигде не наблюдалось.
Закрывая тему рабочего движения надо подчеркнуть, что в связи со своей малочисленностью по сравнению с крестьянством, пролетариат не был определяющим фактором, а только орудием в руках революционеров, к рабочему классу никакого отношения не имевших. В советское время по идеологическим соображение пролетарский аспект неоправданно раздували, в то время как самих пролетариев было где-то 5-6 миллионов на 181 миллион населения империи. С той лишь разницей, что крестьяне были расселены по обширным территориям, а рабочие компактно проживали во всех крупнейших городах Империи. Бунт пары сотен тысяч крестьян где-нибудь в деревнях под Тамбовом выглядел куда менее значимым событием, чем митинг пары тысяч рабочих в столичном Петербурге.
Ну и последним - в порядке изложения, но первым по важности - моментом является проблема ускоренного перехода уклада Российской Империи в капитализм. Если страны Западной Европы этот путь начали сразу после наполеоновских войн и смогли переболеть всеми "детскими болезнями" зарождения капитализма ещё в XIX веке, то Россия со стартом явно опоздала и была вынуждена преодолевать переход в новые рыночные отношения за каких-то 25-30 лет. И не потому, что его необходимость осознавала сама. Ее к переходу уже откровенно толкали внешние обстоятельства. Как следствие, российская экономика, занимая почётное 5-6 место в мире по большинству макроэкономических показателей, страдала от огромного количества перекосов и несоответствий текущих (устаревших) форм общественных отношений новой экономической реальности.
В качестве наиболее первостепенных следует упомянуть, во-первых, запредельную монополизацию производства, что крайне негативно влияло на трудовые отношения. Во-вторых, взрывной рост промышленности требовал очень больших инвестиций, собственного внутреннего источника которых в тотально крестьянской России попросту не существовало. По этому в большинстве своём промышленность создавалась иностранными (бельгийскими, французскими, немецкими) капиталами, вследствие чего и большая часть прибыли тоже вывозилась за рубеж. Ну и в-третьих, российская промышленность сильно страдала отсутствием замкнутых, полных технологических цепочек. Из-за этого предприятия сильно лихорадило, так как зачастую ключевые компоненты готовой продукции было необходимо импортировать. Но самым страшным стало то, что новая экономическая реальность породила новый социальный слой технической интеллигенции, юристов, банкиров и, конечно же - капиталистов, хозяев предприятий. Их всех принято называть буржуазией. Трагедия заключалась в том, что новый класс российских буржуа никак не вписывался в старую российскую сословную систему общественных отношений.
Новый социальный класс российских буржуа по численности даже превышал дворянство. По итогам переписи населения России (без Финляндии) от 1897 года, на одну тысячу человек приходилось: крестьян - 771; казаков - 23; инородцев - 66; мещан - 107; почетных граждан и купцов - 5; духовенства - 5; дворян и чиновников - 15; прочих - 8. Причем, мещане это как раз те самые учителя, инженеры, журналисты, ученые и даже не состоявшее в гильдиях купечество. Люди были образованные, активные, с очень сильной пассионарностью. Они зарабатывали деньги, платили налоги, а власть в стране принадлежала старой родовой аристократии. Сейчас подобные проблемы принято называть отсутствием социального лифта, когда труд, образование и вклад в жизнь общества не позволяет занять желаемое положение в этом самом обществе. Потому что все достойные места в нем уже давно и плотно занято старой аристократией, ни о каких переменах не желающей даже слышать. Стоит ли удивляться, быстрому росту антигосударственных протестных настроений в их среде? И вполне естественно, что именно новая русская буржуазия стала кузницей руководящих кадров революционного движения. Ленин, Троцкий, Свердлов, Керенский...они все по происхождению, образованию, воспитанию типичные российские буржуа.
Причём, в борьбе за власть принимали активнейшее участие не только мелкие или средние представители этого нового класса, но также крупнейшие промышленники и фабриканты. Российские олигархи видели какой властью и влиянием обладают их коллеги в западной Европе и Северной Америке. И они хотели получить тоже самое у себя дома, для чего, как таран против старых порядков, использовали революционеров всех мастей. Савва Тимофеевич Морозов, богатейший человек не только России, но и мира, финансировал издание социал-демократической газеты «Искра». И он был не один такой! Их было очень много.
Вот все это, взятое вместе, и создало в России ситуацию, не имевшую никакого иного разрешения, кроме революции. Часто говорят об остром недостатке профессиональных и лидерских качеств у последнего российского монарха. Многие спорят о них до сих пор. Некоторые даже настаивают на канонизации Николая II как пострадавшего за Россию и ее народ. Есть и другие, не менее обоснованные позиции. Однако нельзя не согласиться, что к 1917 году революцию - как единственный "правильный" выход, хотели все. В том числе - само дворянство. Застрявшие в неподвижности социальные лифты начали давить и на него. Лица "близкие к трону" видели в революции возможность обойти и потеснить слишком заматеревших конкурентов из таких же, как они сами, "древних и достойных фамилий". Настроения остальной родовитой значит хорошо описано в потрясающе пронзительной пьесе Антона Павловича Чехова "Вишневый сад". Имущество заложено. Доходы с имения падают. И никаких позитивных перспектив в будущем. А в дверь стучатся многочисленные кредиторы. И это вовсе не авторское преувеличение. К 1917 году в Земельном (дворянском земельном и крестьянском поземельном) банке находились в залоге более 50% помещичьих имений. А единственным его владельцем и акционером являлся... государь император! Так что его низложение многими в России трактовалось как возможность легально избавиться от долга по закладным.
Таким образом, приходится признать, что не окажись в нужный момент в России Милюкова, Керенского или Морозова, вместо них обязательно нашелся бы кто-то другой. Может не Ульянов, Жданов или Каменев с Зиновьевым, но на гребне волны геополитических событий какие-то конкретные лица все равно оказались неизбежно, так как сами события были вызваны не поступками или словами отдельных персоналий (политиков, масонов, олигархов или проходимцев), а явились закономерным результатом проблемы, назревавшей на протяжении нескольких столетий.
Можно ли было сохранить Империю и избежать крайностей? Увы. В той или иной степени, подобная ситуация присутствовала и в ряде стран западной Европы, к примеру в Германии, Франции и Бельгии с Италией. Заметно потряхивало даже Великобританию. Но, к несчастью, в России экономические процессы вошли в резонанс с другими не менее важными - духовным и идеологическим кризисом, деградацией дворянства и конечно же неподходящей для такого смутного времени слабой фигурой государя. Детальнее об этом поговорим в следующей части.
Сейчас же хочется резюмировать другое. Кризис 1917 года совершенно неправильно рассматривать как принципиальный разрыв Истории, категорически отделивший одну Россию от другой. Возникший в результате социально-экономических потрясений Советский Союз был продолжением жизни и истории той же самой земли и того же народа, которые до того февраля составляли Империю Российскую. Речь вообще идет об одном едином и непрерывном процессе, своевременно неразрешенные принципиальные проблемы в котором могут оборачиваться революциями, что суть самого процесса не отменяет никак.
В соавторстве Александр Запольскис и Виталий Запольскис
автор 
Тема: Экономические причины российской Смуты 17-го года 
