О моих ошибках в церковной жизни
Недавно я решил, что было бы полезно записать свои ошибки – всё то, что мне мешало на пути воцерковления. Мне самому полезно попытаться это осмыслить и сформулировать. А может и ещё для кого-то окажется небесполезно.
Первая ошибка – самомнение.
Отсюда проистекала во мне, прежде всего, страсть к осуждению моих братьев и сестёр во Христе. Едва переступив церковный порог, ничего толком не зная и погрязая в грехах, я, тем не менее, тут же, из своих нелепых представлений о благочестии, осуждал направо и налево тех, кто был в Церкви много больше меня. И даже не чувствовал того, сколь жалок и слеп я был в таком осуждении. Поистине, эта страсть весьма ослепляет, не случайно и Господь в Своих словах об осуждении привёл пример «бревна в глазу».
Тем тяжелее моя вина, если учесть, что у меня и не было никаких сколь-либо серьёзных поводов к осуждению. Никто не совершал явных грехов в моём присутствии. Поводы, которые я находил для осуждения, на самом деле были совершенно ничтожными и надуманными. Например, я на заре своего воцерковления полагал неблагочестивым сидеть в храме и весьма гневался на тех, кого замечал сидящими.
Многие православные знают этот принцип – если осудишь ближнего, то Господь пошлёт ситуацию, когда ты окажешься в его положении и сам сделаешь то же, за что осуждал его. И таким образом получишь возможность, понять другого, и осознать свою неправоту.
Я, как и всякий гордец, был строг к другим и снисходителен к себе, был готов бесконечно судить ближнего и бесконечно оправдывать себя. И вот подобными воздаяниями Господь учил меня оправдывать других, а не осуждать, стараться понять ближнего, а понимание – первый шаг к любви.
Моя страсть к осуждению людей в Церкви показывала то, что у меня к ним не было любви. Я их не любил и при этом даже не считал это чем-то ненормальным. Собственно, я ничего не знал о любви. Если бы меня тогда спросили, люблю ли я своих братьев и сестёр во Христе, то я бы ответил «да», но понимал бы под этим какую-нибудь отвлечённую идею «любви ко всем православным», а подлинной любви к живым людям, которые стояли рядом со мной во время литургии, у меня не было. Если бы я их любил, то не осуждал бы.
Вскоре после того, как я какое-то время превозносился своим усердным выстаиванием служб, у меня вдруг начали сильно болеть ноги, так что я нередко и сам, если появлялась такая возможность, стал сидеть в храме. И, хотя с тех пор прошло уже более тринадцати лет, я и поныне, когда по немощи сажусь во время службы, вспоминаю о том, каким спесивым и самовлюблённым дураком я был, когда с упоением осуждал сидящих в храме.
Это стало хорошим уроком для меня. И таких отрезвляющих уроков было несколько, прежде чем я понял пагубность осуждения. Не могу сказать, что я избавился от страсти осуждения, но хотя бы начал видеть ненормальность и убогость этого состояния.
Другим следствием самомнения была страсть к поучательству. Я с детства любил читать, и когда пришёл в Церковь, естественно, набросился на книги по богословию и церковной истории. И вот, прочитав пару десятков книг и прослушав некоторое количество лекций, я мнил себя человеком, чего-то понимающим в духовных и богословских вопросах. И пользовался всяким случаем к тому, чтобы высказывать своё мнение и лезть с советами к родным, друзьям, затем – самым разным людям в интернете и, в частности, в ЖЖ. По любому поводу я должен был иметь своё мнение и во что бы то ни стало донести его до тех, кто, как мне казалось, в этом нуждается. Я был уверен: достаточно прочитать, что о той или иной проблеме написано в авторитетных книгах, и всё - решение готово, я его знаю и могу сообщить тем, кто не знает.
И лишь много позднее Господь посредством наглядной ситуации весьма доходчиво показал мне, что давать какие-то жизненные советы можно лишь о том, что ты пережил и испытал на собственном опыте. Если ты сам не прошёл по этому пути, - то ты не знаешь, как проходить этот путь, и никакое знакомство с картами и «здравый смысл» этого не заменят. Это будет не знание, а лишь пустые гадания и мечтания.
К сожалению, очень поздно я понял, - и то не сам, а с помощью умных людей, - что излишнее доверие собственному мнению это греховная страсть, которая сильно мешает в духовной жизни и по сути является всё тем же «бревном в глазу».
Из-за своего самомнения я, отвечая на вопросы, слишком часто предпочитал изливать собственные «гадания» вместо того, чтобы честно сказать: «не знаю». Из-за самомнения я желал давать советы, когда их не просили, и высказывал своё мнение, когда в нём не было никакой нужды. Из-за пагубного самомнения я во всех этих случаях проповедовал не Христа, а себя.
Из-за самомнения я не проводил необходимого различия между истиной, которая несомненна и собственными мнениями, которые как раз-таки могут быть весьма сомнительны.
Горделивый человек готов сомневаться в Христе, но не сомневается в себе. Настоящий христианин готов сомневаться в себе, но не сомневается в Христе.
И чем больше я верил себе, тем меньше верил Богу. Самомнение как ржавчина изъедает веру, делает её бесплодной, мёртвой. Конечно, на словах и в мыслях я говорил и думал, что вполне верен Богу, но истина проявляется в делах, а вот на деле, в своих поступках я, увы, как правило, руководствовался собственными представлениями, а не Словом Божиим.
Много я из-за этого намучался, и, что ещё горше, других помучал. На своём опыте я убедился, как ослепляет и отупляет самомнение. Чем умнее я себе казался, тем тупее я был. Поучая другого, я переставал слышать сам, а осуждая другого, лишал себя возможности научиться чему-либо от него.
Помимо упомянутого существенно тормозил моё воцерковление клубок из трёх неразрывно связанных вещей: малодушия, маловерия и лени. Ошибкой с моей стороны было не само по себе их наличие, - они уже были во мне, когда я пришёл в Церковь. Ошибкой было нежелание признавать то, что я поражён ими, нежелание называть эти вещи своими именами, и то, что когда я замечал их явные проявления в моей жизни, то старался оправдать какими-нибудь псевдоблагочестивыми и псевдосмиренными отговорками.
Вот, я пришёл в Церковь. Читал книги. Слушал лекции. Ходил на службу. Исповедался. Причащался. Как мне казалось, пытался что-то делать ради Бога и Церкви. А внутри оставался всё таким же, каким и был. Внутри ничего не менялось, и на каждую исповедь из года в год я приходил с одним и тем же списком грехов. Хотя, вроде бы, и старался воздерживаться от них, а всё равно выходило в итоге всё то же.
Так было из-за того, что я боролся со следствиями, а не с причинами. Явные грехи, которые я осознавал как таковые и от которых хотел избавиться, были лишь проявлениями, порослями тайных грехов, которые укоренились в моей душе. И как раз они-то не были столь явны, они маскировались под нечто "безобидное", они сродняются с душой настолько, что начинаешь их считать частью себя. И вот, я пытался на каждой исповеди срывать с себя греховные поросли, а чуть погодя они снова вырастали. Потому что корни сидели в глубине нетронутые. А их я не видел.
И не мог сам увидеть.
Я на своём опыте убедился, что грех обладает особой ослепляющей силой, - он не даёт видеть свою пагубность тому, кто ему предан. И понимание греховности того или иного своего порока приходит только тогда, когда ты перестаёшь его делать. А до тех пор, даже если кто-то при мне обличал этот грех, или я читал его обличения в книгах, я тут же с полной убеждённостью находил сотни «аргументов» в пользу того, что на самом деле «это никакой не грех». Сейчас, вспоминая это, я понимаю, что совесть и тогда обличала меня, - всё-таки где-то очень глубоко в душе было какое-то неспокойное чувство. Но как слаб и беспомощен был голос моей совести перед изощрённым в самооправданиях разумом, обслуживающим порочную волю! И лишь после отказа от греха наступало просветление рассудка, и очень скоро, без каких-то специальных усилий, греховность данного греха представала уму с такой ясностью и очевидностью, что оставалось только изумляться своей вчерашней слепоте.
Так я осознал, что единственная возможность для человека, ослеплённого грехом, освободиться от греха – это довериться в этом вопросе Кому-то больше, чем себе. Моей ошибкой было представление, будто прежде, чем что-то сделать в духовной сфере, я должен всё точно и досконально понять своим умом. Это была ловушка. Я не мог «понять всё досконально» о том, как освобождаться от греха, пока был порабощён им, и получалось, что из-за этого так и не делал ничего, чтобы от него освободиться.
Но оказалось, что в духовной жизни есть вещи, где сначала надо сделать, а потом уже понять. И для того, чтобы сделать такой шаг, нужно доверие к Богу больше, чем себе. То есть, вера в собственном смысле слова. А моё маловерие не давало мне возможности выбраться из того духовного болота, в котором я сидел.
Я хорошо помню один эпизод. Мне предложили поехать к старцу (настоящему) и я сказал, что не хочу. И когда стал размышлять, почему же, собственно, не хочу, то понял, что боюсь. Боюсь, что он откроет мне волю Божию обо мне, и что воля Божия будет расходиться с моей волей. И что тогда я уже не смогу оправдывать своё греховное своеволие незнанием воли Божией. Я предпочитал лучше остаться во мраке неведения со своим греховным своеволием, чем придти к свету воли Божией, позволяя Ему очистить и исправить все мои кривизны и уродства. А ведь я уже тогда знал по своему опыту, что в тех редких случаях, когда я, имея выбор, всё-таки поступал по воле Божией вопреки своей воле, - всегда всё устраивалось самым лучшим способом, а когда я поступал по своей воле, впоследствии приходилось горько жалеть.
И вот, всё это зная и понимая, я всё равно малодушно боялся узнать волю Божию. Потому как не хотел отказываться от своей. Потому как верил себе больше, чем Богу. И любил себя больше, чем Бога. Или, если уж совсем честно: потому что не любил Бога и не верил Ему. И дело тут не в одном старце. Так было и во всём остальном.
Десять лет у меня ушло на то, чтобы понять, что таким образом я лишь «пригреваю змею у себя на груди», и не себя защищаю, а своего врага, и что единственная возможность обрести подлинного себя и стать действительно свободным, - это с полным доверием обратиться к Богу, радуясь каждой посылаемой Им возможности исполнить Его святую волю вопреки моей греховной воле. Единственный путь наверх – преодолевать себя ради Него.
Моей ошибкой было желание всё распланировать и просчитать заранее в духовной жизни. Я не понимал, что это тоже признак своеволия и маловерия. Надо было просто делать то, что должно, чтобы исполнить волю Божию. Я помню, как прежде думал: поди-ка, мол, узнай волю Божию, как это можно узнать? Но оказалось, что туман и неопределённость на сей счёт царствуют в голове только до того момента, пока ты не захочешь её узнать. А стоит захотеть и начать исполнять хотя бы самое мельчайшее – и Господь открывает, так что с каждым разом становится всё яснее.
И только когда я потихоньку, в мелочах, начал преодолевать себя и хоть по чуть-чуть исполнять заповеди Божии, я почувствовал, что во мне происходят изменения. Я, который раньше не любил людей, вдруг почувствовал, что когда исполняю какую-нибудь заповедь Христову, я начинаю любить тех, кто находится рядом со мной.
И ведь всё это я знал с самого начала. Вычитал в книгах святых отцов. Я знал – но из-за безмерной лени не делал. Я оправдывал себя тем, что знаю лишь то, «что делать», но не знаю «как делать». Хотя совершенно очевидно, что такое знание можно получить, только делая. И духовник святогорского монастыря Филофей отец Лука мне ещё пять лет назад довольно прозрачно намекнул, что нужно просто, наконец, от размышлений перейти к действиям, и что нет иного пути научиться чему-то в духовной жизни. Я это услышал, запомнил и всё равно ничего не делал, полагая, что в словах отца Луки сокрыт «какой-то потаённый смысл», хотя смысл был весьма явный и вполне конкретный.
Благодарение Богу, Который открыл мне глаза на эти ошибки, и не отверг меня, когда я их не видел.
http://yurij-maximov.livejournal.com/273786.html